Юрий Милославский, или Русские в 1612 году - Страница 79

Два мужика внесли закутанную с ног до головы в богатую фату девицу; за нею шла, заливаясь слезами, молодая сенная девушка.

– Несчастная! она умерла от страха! – сказал Юрий.

– Нет! – отвечал Бычура. – Она только в забытьи; дорогою ее раз пять схватывало. Пройдет!

– Варвары! злодеи! кровопийцы! – кричала, всхлипывая, сенная девушка. – Добьюсь ли я от вас хоть каплю воды?

– На, голубушка! – сказала попадья, подавая ковш воды. – Спрысни ее! Бедная боярышня! – примолвила она жалобным голосом. – Неужли-то вы над нею не взмилуетесь?

– Молчи, жена! – шепнул священник. – Утро вечера мудренее… Хорошо, ребята! пусть она здесь переночует, а завтра увидим.

Невольно повинуясь какому-то непреодолимому влечению, Юрий подошел к скамье, на которой лежала несчастная девица; в ту самую минуту как горничная, стараясь привести ее в чувство, распахнула фату, в коей она была закутана, Милославский бросил быстрый взгляд на бледное лицо несчастной… обмер, зашатался, хотел что-то вымолвить, но вместо слов невнятный, раздирающий сердце вопль вырвался из груди его.

Незнакомая девица открыла глаза и, посмотрев вокруг себя, устремила неподвижный и спокойный взор на Юрия.

– Ну вот! ведь я говорил, что очнется! – сказал хладнокровно Бычура.

– Анастасья!.. – вскричал, наконец, Милославский.

– Опять он!.. – шепнула Анастасья, закрыв рукою глаза свои. – Ах, я все еще сплю!

– О, если б это был сон!.. Анастасья!..

– Боже мой! Боже мой!.. так!.. я не сплю!.. это он!.. Но зачем мы здесь… вместе с этими палачами?.. Ах! я сейчас была в Москве… ты был один со мною… а теперь!..

– Ба, ба, ба!.. так ты ее знаешь, боярин? – спросил Бычура.

– Да, добрые люди! – подхватил Юрий. – Вы ошибаетесь, она не дочь Шалонского.

– Как так?

– И я так же думаю, ребята! – сказал священник. – Я видал боярина Шалонского: она вовсе на него не походит.

– Кой прах! – возразил один из шишей. – Что ж он, как я разрубил ему голову, примолвил, умирая, своим холопям: «Спасайте дочь мою!»

– Как? – вскричала Анастасья… – умирая?.. Кто умер?

– Боярин Кручина-Шалонский.

– Родитель мой?..

– Слышишь ли, батька, что она говорит? – сказал Бычура. – Что ж это, боярин, никак ты вздумал нас морочить?

– Но разве вы не видите? она не знает сама, что говорит… она без памяти!

– Нет, – сказала твердым голосом Анастасья, – я не отрекусь от отца моего. Да, злодеи! я дочь боярина Шалонского, и если для вас мало, что вы, как разбойники, погубили моего родителя, то умертвите и меня!..

Что мне радости на белом свете, когда я вижу среди убийц отца моего… Ах! умертвите меня!

– Анастасья! – вскричал Юрий. – Неужели ты можешь думать?..

– Нет, боярышня! – сказал священник. – Хоть и жаль, а надобно сказать правду: он не помогал нашим молодцам. Да что об этом толковать!.. До завтра, ребята, с богом! Вам, чай, пора отдохнуть… Ну, что ж вы переминаетесь? ступайте!

– Да вот, батька, – сказал Бычура, почесывая голову, – товарищи говорят, что сегодня, за один бы уж прием, повесить ее, так и дело в шляпе.

– Ах вы богоотступники! – вскричала сенная девушка. – Что вы затеваете? Иль вы думаете, что теперь уж некому вступиться за боярышню? Так знайте же, разбойники! что она помолвлена за гетмана Гонсевского, и если вы ее хоть волосом тронете, так он вас всех живых в землю закопает.

– Как!.. она невеста пана Гонсевского? – сказал Бычура.

– Что вы слушаете эту дуру! – перервал священник.

– Да, да, невеста пана Гонсевского! – продолжала кричать горничная. – И боже вас сохрани…

– Невеста Гонсевского! – повторила с яростным криком вся толпа. – На виселицу ее! Тащите, ребята! На виселицу!

– Остановитесь! – сказал отец Еремей, заслонив собою Анастасью. – Я приказываю вам…

Но неистовые крики заглушили слова священника.

Быстрее молнии роковая весть облетела все селение, в одну минуту изба наполнилась вооруженными людьми, весь церковный погост покрылся народом, и тысяча голосов, осыпая проклятиями Гонсевского, повторяли:

– На виселицу невесту еретика!

– Да выслушайте меня, детушки! – сказал священник, успев, наконец, восстановить тишину вокруг себя. – Разве я стою за нее? Я только говорю, чтоб вы подождали до завтра.

– Нет, батька! – возразил Бычура. – Выдавай нам ее сейчас, а то будет поздно: вишь, она опять обмерла!.. Где ей дожить до завтра!..

– Ребята! – вскричал Юрий. – Не берите на душу этого греха! Она невинна: отец насильно выдавал ее замуж.

– Все равно! – подхватил один пьяный мужик с всклоченной бородою и сверкающими глазами. – Этот жид Гонсевский посадил на кол моего брата… На виселицу ее!

– Он отрубил голову отцу моему! – вскричал другой.

– Расстрелял без суда пятерых наших товарищей, – примолвил третий.

– Тащите ее! – заревела вся толпа.

– Друзья мои! – продолжал Юрий, ломая в отчаянии свои руки. – Ради бога!.. если вы хотите кого-нибудь казнить, так умертвите меня.

– Что ты, боярин! разве мы разбойники? – сказал Бычура. – Ты православный и стоишь за наших, а она дочь предателя, еретичка и невеста злодея нашего Гонсевского.

– Так попытайтесь же взять ее! – вскричал Юрий, вынимая свою саблю.

– Безумный! – сказал священник, схватив его за руку. – Иль ты о двух головах?.. Слушайте, ребята, – продолжал он, – я присудил повесить за разбой Сеньку Зверева; вам всем его жаль – ну так и быть! не троньте эту девчонку, которая и так чуть жива, и я прощу вашего товарища.

– Нет, батька! – сказал Бычура. – Если Зверев виноват, то мы не стоим за него: делай с ним, что тебе угодно, а нам давай невесту пана Гонсевского.